«Ни единою буквой не лгу»…

«В 1941 году мне исполнилось 8 лет. Когда началась война, отец ушел на фронт. Мама сутками работала на заводе «Красный Октябрь». Во дворе отец успел построить убежище, куда я спускалась с семьей тети Нюры, сестры отца.

23 августа 1942 года фашисты предприняли чудовищную бомбардировку всего города. Мы сидели в убежище, затаив дыхание. Бомбежки длились несколько дней. Наконец, дождались тишины. Осторожно вышли из убежища. Горели наш дом и соседний. Водопровод разрушен, тушить нечем. Во дворе было очень жарко от пожара, и меня вытолкали на улицу.

Я одна стояла на пустынной улице и видела страшную картину: горел весь город, клубы дыма поднимались к небу, и через черный его занавес были видны языки пламени. Куда бы я ни повернулась, везде пожары и красное небо от них. До меня доносились причитания тети Нюры и плач двоюродных сестер. Меня охватил ужас: неужели пожары со всех сторон сомкнутся в единое кольцо, и я сгорю?! А мамы нет рядом. Только к вечеру удалось общими усилиями взрослых притушить остатки горевших домов. Самым большим утешением была мама, пришедшая с работы. Она рассказала, что во время этого кошмара рабочие находились в убежище. Завод полностью разрушен, и всех рабочих распустили по домам.

В сентябре мы с мамой решили уйти в Тракторозаводской район, в Южный поселок, где жили её родители. Шли ночью. Вверху было светло от пожаров и прожекторов, а под ногами темно. Вышли на главную улицу, по которой ходили трамваи. Лезли под искореженные снарядами вагоны, обходили трупы людей. Живых не было видно. Город казался мертвым.

К утру добрались до своих.

…В сентябре была налажена эвакуация мирного населения. Люди уходили к Волге. Дедушка не хотел уходить без дочери Сони (несколько недель назад она ушла рыть окопы и не вернулась), но вскоре пришли наши солдаты, поставили во дворе зенитку. Они сказали, что дольше оставаться в Сталинграде опасно, и маме пришлось взять справку о разрешении на эвакуацию в Камышин на 2 октября 1942 года.

На берегу Волги была огромная толпа: мамы с детьми, пожилые люди. Грузились ночью. Я вздремнула у мамы на коленях и выронила гуттаперчевого Генку, любимую куклу, с которой не расставалась нигде. На душе было тяжело, будто с потерей Генки я навсегда рассталась со своим детством.

По узкому трапу военные пропускали людей на паром, который потом тащил маленький баркас. Мой дедушка от переживаний ослеп и упал в воду. Его вытащили – мокрого и растерянного. Он плакал, как ребенок. Наконец, посадка закончилась, и мы отчалили от берега.

На пароме наступила тишина. А над Волгой тут же закружили вражеские самолеты и начали сбрасывать бомбы. Нам повезло – наш паром успел добраться до берега благополучно. Ноги утопали в песке, а я осторожно за руку вела слепого дедушку.

Где пешком, где на военных машинах мы добирались до Камышина. Родственники плакали – ведь они считали нас погибшими. Мама сразу же устроилась на работу. А мы с дедушкой получили талоны на питание и ходили в столовую. Помню, что на первое давали суп­затируху. И стакан горячего чая был всегда.

В ноябре 1942 года в Сталинграде началось контрнаступление. Стали освобождать местности, оккупированные фашистами. А у нас случилось чудо: вернулась пропавшая Соня. Но дедушка уже тяжело болел  и не узнавал её»…

Подготовила

Алина рассказова

 Продолжение следует.

по материалам гаезты "Волжская правда" http://www.gazeta-vp.ru/